Метёт пурга, скрипят, вздрагивают деревянные дома, стоят у причала катера. Шторм — девять баллов. Ни одно судно ещё не покинуло гавани. Ветер валит с ног, на крутых улицах—дорогах вмиг вырастают сугробы, и заблудившийся подле своего дома пешеход с изумлением оглядывается вокруг, заслоняя ладонью глаза от злого колючего ветра.
И вдруг над маленькой бухтой, над городком, затерявшимся среди сопок, взлетает, оставляя за собой светящийся след ракета. Ракета? Нет, это выстрел. Короткая пауза. Внимание! Городок прислушивается. Второй.
— 0го, — говорят во всех домах, улыбаясь и с довольным видом покачивая головами.— Два утопил, ну, молодец! Ведь это вернулся... Внимание! Третий выстрел. Да уж кто бы ни вернулся — трёх немецких кораблей как не бывало!
Так возвращается домой подводная ходка на Северном флоте.
Кто не знает знаменитой традиции отмечать каждую победу торжественной встречей, на которой победитель угощает гостей жареным поросёнком? На днях я был приглажен на «поросёнка». Три великолепных аппетитных нежно-розовых поросёнка с задумчивыми мордами лежали на отдельном столе перед гостями. Один из них символизировал потопленный немецкий эсминец, два других поменьше — сторожевик и транспорт.
Первый тост — за экипажи подводных лодок, пустивших ко дну немецкие корабли, за командиров, имена которых знает страна, за то, чтобы эта победа была не последней.
И стоя пьют моряки за экипажи, за командиров, за то, чтобы эта победа не была последней.
За тех, кто в море, — второй тост. Звенят стаканы. Стоя пьют моряки за друзей, за братьев, идущих на подвиг в холодной пустыне арктической ночи. 3а воинскую удачу! За спокойствие сердца в опасный, решительный час!
Согласно традиции командир-победитель, вооружённый огромным поварским ножом, своей рукой делит поросёнка на части. Капитаны 3-го ранга Валентин Стариков, Израиль Фисанович немного стесняясь, берутся за непривычное дело. Над ними подшучивают:
— Друзья, пора привыкать!
Пятнадцатый по счёту вражеский корабль потопил Герой Советского Союза Стариков, десятый — Герой Советского Союза Фисанович.
Так проходит этот чудесный праздник, но тень суровых воинских вдруг встаёт среди шума застольной беседы. Недаром заканчивается она краткой речью инженера-лейтенанта, который даёт торжественное обещание в кратчайший срок приготовить свою лодку к боевому походу.
Вот один из этих походов, закончившийся несколько дней назад.
Представьте себе человека средних лет, невысокого роста, сдержанного, подтянутого, пожалуй, даже сухого. Вот первое впечатление, которое производит на вас капитан 3-гo ранга Виктор Фёдорович Тамман, Проходит немного времени, и за первым впечатлением сдержанности и нарочитого хладнокровия вы открываете скрытую энергию, простоту, незаурядный ум. Вы открываете ту любовь к ясности, к здоровой логике, к реальной мысли, которая так характерна для настоящего моряка.
Он рассказывает просто, отчетливо, неторопливо и точно.
По опасным морским дорогам, ежечасно рискуя подорваться, ходили в течение многих дней. Отсутствовало слово «опасность».
В эти первые дни похода лодка не искала противника. У неё были другие дела, о которых когда-нибудь расскажет нам история Северного флота. Это были трудные дни.
— Я старый моряк, — говорит капитан 3-го ранга. — Хотите — верьте, хотите — нет, но я по состоянию экипажа чувствую приближение бури. Меньше говорят, неохотно смеются, серьёзнее, сдержаннее становятся люди.
И шторм начался. Горизонт потемнел. Глухо в шуме ветра запела-заныла антенна. Ещё час-другой — и первая крупная волна ударила, рассыпалась хлопьями, окатила с головы до ног вахтенного командира, Шторм! Шторм! Это не Балтика, Это не Черное, этo, товарищи, Баренцово море. День, второй, третий, но дело, то самое, которым когда-нибудь займутся военные историки, идёт своим чередом.
На вторую неделю шторм стихает. Начинаются поиски противника. Вахтенный командир, лейтенант Апрелков замечает дымы на горизонте и докладывает о них командиру.
— Это было во время обеда, — сдержанно улыбаясь, рассказывает Тамман, — мы только-что покончили со вторым блюдом. Немецкий транспорт был подан на третье, и надо оказать, что за это третье блюдо мы принялись с большим аппетитом,
Транспорт шёл в охранении сторожевиков. Мгновение решение — потопить два корабля, Быстрый, но точный расчёт, Команда. Корпус вздрагивает. Торпеды идут к намеченной цели.
Уметь ударить — половина задачи. Вторая, не менее важная — уметь отскочить.
Срочное погружение в сторону на полном ходу. Лодка вплывает через восемнадцать минут, и на месте трёх кораблей — один. Все в порядке, можно вернуться к столу.
Миноносец шёл в очень сильном охранении. Надю полагать, у немцев были серьёзные основания для такого почтенного эскорта. Без сомнения, они ожидали нападения.
Удар был нанесён по всем правилам классической торпедной атаки. Когда через несколько минут лодка всплыла, командир увидел рассеивающийся столб дыма над тонущим миноносцем. Больше Тамман ничего не успел рассмотреть. Немецкие сторожевики шли на таран. Секунда промедления — и безусловная, неизбежная смерть. Нужно уйти, и Тамман ушёл.
Он ушёл, несмотря на то, что немцы преследовали его с бешенством, с дьявольским упорством. Они забрасывали его глубинными бомбами, пытались перерезать путь, но Тамман ушёл без потерь, без повреждений. Лодка вернулась на базу.
И вот над маленьким затерявшимся среди сопок городком, над бухтой, наминающей высокогорные озёра, раздаются три победных выстрела.
В. КАВЕРИН,
спец. корреспондент «Известий».
СЕВЕРНЫЙ ФЛОТ, 18 февраля.